* * *
А лучше я не знаю где,
Где без ухаб и где без терний.
На жизнь мне жаловаться грех –
Господь меня покуда терпит.
* * *
Под парусами голубыми
Блуждал, по голубой воде...
Теперь смотрю я, как другие
Плывут... и очень грустно мне.
Могу отбросить груз напрасный,
Забыть ненужные года...
Но парус станет — грязно-красный,
И черно-бурою вода.
* * *
Это вовсе не напасть –
Поскользнуться и упасть.
* * *
Времени бьет тело палица,
Жуткая круговерть.
Только душа не старится,
Ей не дано стареть.
* * *
В капусте бабочка порхала –
Ах, любо-дорого взглянуть!
Потом на лист она упала –
Видать решила отдохнуть.
Но после этой канители,
Что приключилась здесь у нас,
Капусту гусеницы съели.
И весь про бабочку рассказ…
И льстец иной вот так порхает
Даря напудренную лесть,
Любезностями полыхает –
Желая на капусту сесть.
ПРОСЕЛКИ
Люблю проселки — сердцу надо —
Как говорят, и от, и до;
Проложены - не для парада,
Не для особенных удобств.
Их тракторами разбивают,
И перепахивают их;
Прямолинейности - не знают:
Хоть плачь на взгорочках иных.
Они, порой, пылят нещадно,
А осенью вгоняют в грусть —
Махнешь рукою: «Ну и ладно!
Авось к рассвету доберусь».
Они к воде речной прижмутся,
Чтоб избежать уремных пут;
Споткнутся, в воду оборвутся,
И — ничего, переживут.
Войдут в деревни и поселки,
Их главной улицею став...
Люблю я русские проселки,
За их простецкий вольный нрав.
* * *
Кто призывает видеть смысл в вине —
Опаснее грабителя вдвойне.
Грабитель отберет лишь кошелек,
А соблазнитель — душу уволок.
* * *
Время улетает
Словно пух под ветром.
Время не хватает.
В пепел все, все пеплом.
Оттого и мрачен
Дом и дома стены,
Оттого и плачет
Серый дождь осенний.
Оттого и строчки –
Без росы блестящей.
Дует одиночеством.
Что ещё обрящешь?
Жутко этим скован.
Чешуятся змеи.
И борюсь с тоскою,
Но тоска сильнее.
* * *
Конечно, деньги — много значат:
И то, и то — переиначат,
Нужде покажут жирный кукиш...
Но душу чистую не купишь.
* * *
Нет в душе моей жгучей обиды.
Я один лишь во всем виноват,
Что растет невезуха обильно,
Что чернуха за тысячу ватт.
Да, своей не имею квартиры,
Да, занюханный ем бутерброд.
На вокзале нетоплено, сыро...
Скоро — скорый, и тот — напролет.
Потихонечку всходит проседь,
А морщин — к борозде борозда...
И играет грустное осень,
На чуть видимых струнах дождя.
ПИСЬМА
Вновь падают желтые листья.
Дождь серый осенний льет...
Я видел как плакали письма.
Я видел как плакали... вот.
Но я был обидой измучен,
Был ревностью едкой томим;
Я верил не солнцу, а тучам;
Я верил молве, а не им.
Опять на сырых аллеях
Из темной листвы настил.
Жалею ли я? Жалею,
Что письма тогда не простил.
* * *
Сегодня ярко ты любим,
Желанен и необходим,
И чародей, и светлый маг…
А завтра – самый злейший враг.
МЕЛОДИЯ
Идешь, как по капустным листьям,
Морозцем бархатным дыша.
Мелодию кто эту выстелил? —
Спроси у радости душа.
Спроси — она твоя подруга,
С ромашкой белой на груди.
В своей норе укрылась вьюга.
Пускай подольше там сидит.
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
Оцените произведение:
(после оценки вы также сможете оставить отзыв)
Поэзия : Поэт и еврейский язык - zaharur На вышеприведённой фотографии изображена одна из страниц записной книжки Александра Сергеевича Пушкина, взятая из книги «Рукою Пушкина. Несобранные и неопубликованные тексты». — 1935г.
В источнике есть фото и другой странички:
http://pushkin.niv.ru/pushkin/documents/yazyki-perevody/yazyki-perevody-006.htm
Изображения датированы самим Пушкиным 16 марта 1832 г.
В библиотеке Пушкина была книга по еврейскому языку: Hurwitz Hyman «The Elements of the Hebrew Language». London. 1829
Это проливает некоторый свет на то, откуда «солнце русской поэзии» стремилось, по крайней мере, по временам, почерпнуть живительную влагу для своего творчества :)
А как иначе? Выходит, и Пушкин не был бы в полной мере Пушкиным без обращения к этим истокам? Понятно также, что это никто никогда не собирался «собирать и публиковать». Ведь, во-первых, это корни творчества, а не его плоды, а, во-вторых, далеко не всем было бы приятно видеть в сердце русского поэта тяготение к чему-то еврейскому. Зачем наводить тень на ясное солнце? Уж лучше говорить о его арапских корнях. Это, по крайней мере, не стыдно и не помешает ему остаться подлинно русским светилом.
А, с другой стороны, как говорится, из песни слов не выкинешь, и всё тайное когда-либо соделывается явным… :) Конечно, это ещё ничего не доказывает, ведь скажет кто-нибудь: он и на французском писал, и что теперь? И всё же, любопытная деталь... Впрочем, абсолютно не важно, была ли в Пушкине еврейская кровь, или же нет. Гораздо важнее то, что в его записной книжке были такие страницы!
